Так звучит ХХ век
В Алматы завершил свою работу Первый фестиваль музыки ХХ века и наших современников ХХ22. Его программу можно назвать уникальной не только для Казахстана, но и для постсоветского пространства.
О концепции фестиваля и подборке репертуара рассказывает главный дирижер Государственного академического симфонического оркестра РК Канат Омаров.
— Канат, как возникла идея фестиваля и откуда у него такое оригинальное кодовое название?
— У нас амбициозные планы. Мы с оркестром хотим охватить весь ХХ век. Показать музыкальную хронику ХХ века. Так сложилось, что раньше в основном мы играли Шостаковича, Прокофьева,иногда Шнитке, Губайдуллину, то есть в основном советских композиторов. Очень редко исполнялись или почти не исполнялись Шёнберг, Веберн, Берг или, например, Варез, Мессиан, Дьютийе, Берио и так далее. Еще не было фестиваля, концентрирующегося на таком репертуаре. В этом году мы представили первую часть фестиваля, и это своего рода «вступление к XX веку». Мы начали прямо на стыке XIX-ХХ веков. В первый день исполнили Рихарда Штрауса, сыграли раннее, но зрелое и новаторское сочинение Арнольда Шёнберга Камерную симфонию No.1 для 15 солирующих инструментов.
Во второй день — «Жар-птицу» Игоря Стравинского. На третий прозвучали Равель и Дебюсси. Это очень важная компания композиторов. Так же мы хотели представить и наших композиторов-современников. Замечательный концерт молодого композитора Шырын Базаркуловой я планировал сыграть давно. Искал солиста. И, наконец, договорился со скрипачом Ержаном Кулибаевым.
Узбекский композитор Фаррух Акрамов в этом году участвовал в резиденции для композиторов Batyr Lab и выиграл грант. Мы решили исполнить его произведение. В дальнейшем мы планируем исполнять произведения, написанные специально для фестиваля. Заказывать их.
— В чем специфика нашей современной академической музыки?
— У Шырын Базаркуловой отчётливо слышится казахский мелос. Иногда она даже прибегает к цитатам из народных песен. Звучит это все очень органично, тонко и цельно. Фаррух Акрамов написал сложную музыку с использованием европейских композиторских техник. Но в ней тоже ощущается неповторимый восточный колорит. Сегодня каждый композитор хочет найти свой язык. Они изучают и исследуют технологии. Кто-то относится к музыке почти с научной точки зрения, изучает составляющие звука. Кто-то склонен к этнике и фьюжену. Кто-то пишет спектральную музыку, кто-то минималист. Сейчас так много стилей и техник. И каждый композитор стремится создать свой язык.
— Эпоха звуко- и видеозаписи сильно повлияла на академическую музыку. Как это ощущается в звучании, стилистике, в подходе к работе с произведениями?
— Вообще, то, что происходило в начале ХХ века, даже на стыке XIX-ХХ повлияло очень сильно на дальнейшее развитие музыки. Это было время, когда разрушалось старое и создавалось новое музыкальное мышление.
Возьмем, к примеру, Рихарда Штрауса. Хотя его симфоническая поэма «Так говорил Заратустра» написана в конце ХIХ века, но начальное вступление органа, контрафагота, большого барабана и контрабасов звучат так, как будто включили электрический генератор. И потом вступают трубы. Именно так звучит ХХ век.
В ХХ веке в Америке минималисты начали записывать звуки и ритмы, даже человеческую речь, как паттерны, работали с ними и создавали электронную музыку. Композиторы открывали целые лаборатории, где они на компьютерах изучали звуки и постоянно искали новое звучание. Это привело к тому, что на скрипке сейчас можно исполнять много разнообразных звуковых вариаций. Она даже может играть роль перкуссии, то есть появляются новые техники игры на инструменте. Электронная техника нам сейчас дает большое разнообразие звуков, которые можно воспроизводить и на традиционных инструментах. И это совершенно новый опыт игры и восприятия. Композиторы – это двигатели музыки, создающие язык, который мы осваиваем. Потом появляется новый язык, еще и еще. Так развивается музыка.
О том, как меняется манера исполнения классической музыки, нашему журналу удалось поговорить с участником фестиваля, скрипачом мирового уровня, нашим соотечественником Ержаном Кулибаевым.
— Ержан, насколько манера сегодняшнего исполнения может отличаться от того, как понимали и исполняли классику ее авторы и их современники?
— Об этом можно много говорить. Исполнительское искусство подобно моде на одежду. Если произведению исполнилось 100 лет, та манера в которой его исполняли, например, в 1930 году, и сейчас будет отличаться также как костюмы разных эпох. Эстетика, стиль исполнения, постоянно меняются, никогда не останавливаются. Даже по себе я замечаю, что играю одно и тоже произведение сейчас и потом, несколько лет спустя, по-разному.
— Это ваше личное ощущение внутренних перемен, или объективные изменения в окружающем мире?
— Меняются обе составляющее, время внутри и время вокруг. Я сам меняюсь. Все влияет друг на друга. Музыканты реагируют на изменения, как обычные люди. В связи с этим я могу порекомендовать книгу выдающегося австрийского музыканта и дирижера Николауса Арнонкура «Музыка барокко. Путь к новому пониманию», в ней говорится о проблеме аутентичного исполнения барочной музыки. Что произошло в романтический период, почему из-за Французской революции изменилась эстетика? Что мы потеряли и что не можем восстановить? Как исполняли музыку Баха? Остались трактаты современников и при внимательном чтении можно какие-то элементы восстановить. Арнонкур – один из первых музыкантов создал оркестр, который исполнял музыку в аутентичной барочной манере. Это началось еще в шестидесятые годы прошлого века и расцвело потом. Например, сейчас в Голландии все только так и играют.
— Музыкант перевоплощается как актер, путем вживания в образ, или это больше техническая абстрактная вещь?
— Это комплексный подход, различающийся в технике, артикуляции, традициях, манере украшения, в способе прочтения, акустике. Например, нельзя барочную музыку исполнять в какой-то простой, обыденной обстановке. Необходимо пространство кафедрального собора.
Культурно-информационный журнал ALTYN ART
ИНТЕРВЬЮ Ольга ВЛАСЕНКО
ФОТО из архива государственной филармонии им. Жамбыла